Аналогичную альтернативу предоставляла грекам эпохи эллинизма община эпикурейцев. Средневековая цензура основательно поработала, уничтожив основные сочинения Эпикура (342/341 – 271/270гг. до н.э.), но то, что нам известно, позволяет отнести его к личностям, употребляющим алкоголь чисто ритуально.

Сегодня человек, ведущий образ жизни Эпикура, на бытовом уровне однозначно считался бы трезвенником. Об отношении Эпикура и его окружения к вину достоверно известно два факта.

    Первый: «кружки некрепкого вина было им вполне довольно, обычно же они пили воду...» Он и сам пишет в письмах, что ему достаточно воды и простого хлеба. «Пришли мне горшочек сыра», - пишет он, - чтобы можно было пороскошествовать, когда захочется».

    «Вот каков был человек, учивший, что «предельная цель есть наслаждение!» (Диоген Лаэртский. X, 11).

    Итак, эпикурейцы употребляли, как правило, безалкогольные напитки, иногда могли выпить кружку напитка, крепость которого сопоставима с современным пивом или квасом.

    Второй факт вообще говорит об очень низкой толерантности (то есть переносимости) организма Эпикура к вину. Напиток, соответствующий нашему современному сухому вину, послужил Эпикуру средством ухода из жизни: «Смерть его случилась от камня в почках ...он лег в медную ванну с горячей водой, попросил неразбавленного вина, выпил, пожелал друзьям не забывать его учений и так скончался». (Диоген Лаэртский. X, 15-16).

   Впрочем, даже и без изучения жизни философа очевидно, что эпикурейство не имеет ничего общего с попойками. Об этом писал и сам Эпикур: «...когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, - нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение (выделено мною -- В.Л.), исследующее причины всякого нашего предпочтения и избегания, и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе» (Диоген Лаэртский. X, 132).

       Наслаждение, считал Эпикур, может быть достигнуто при минимуме материальных затрат: «Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет; даже хлеб и вода доставляют величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден. Поэтому, привычка к простым и недорогим кушаньям и здоровье нам укрепляет, и к насущным жизненным заботам нас ободряет…» (Диоген Лаэртский. X, 130-131).

Но, конечно, общины философов влияли на повседневное поведение очень ограниченного круга людей. Это фактически признавал Антисфен (ок. 444-366гг. до н.э.), утверждая, что: «Лучше сражаться среди немногих хороших людей против множества дурных, чем среди множества дурных против немногих хороших» (Диоген Лаэртский. VI,1, 12).

    Кроме того, даже не все философы придерживались позиций Эпикура и Кратета Фиванского. Например, «Далека от них была древняя Стоя с ее асоциальной негражданственной непатриотической моралью». (А.Н. Чанышев «Философия Древнего мира». М., Высшая школа, 1999, С. 4-5.).

Диоген Лаэртский сообщает о философе Тимоне (320-230гг. до н.э.): «Был он любитель выпить» (Диоген Лаэртский. IX, 12, 110). Данный факт символичен. По убеждениям Тимон был скептиком. А «...конечной целью скептики считают воздержание от суждений, за которыми, как тень, следует бестревожность…» ( Диоген Лаэртский. IX, 11, 107). Отказ от позиции по отношению к психоактивным веществам, отсутствие четкой позиции по отношению к алкоголю косвенно способствовало расширению роли вина в жизни общества. Основатель средней Академии Аркесилай (315-240 гг. до н.э.) скончался «...оттого, что выпил слишком много неразбавленного вина и повредился в рассудке» (Диоген Лаэртский. IV, 6. 44). Лакид, основатель новой Академии и преемник Аркесилая, унаследовал от последнего не только философские идеи, но и образ жизни. Согласно Диогену Лаэртскому, его «...смерть была от удара после чрезмерной выпивки» (Диоген Лаэртский. IV, 8, 61).

  «Когда по-юношески максималистский Рим всерьез встретился с великой эллинской культурой, уже четыре поколения греков прошли школу интеграции в восточные алкогольные обычаи, начало которой положил Александр Македонский своей политикой смешения нравов. Образ жизни подавляющего большинства населения эллинистических государств включал в себя регулярное употребление психоактивных веществ, а поведение философов было некой диковинкой». (В.М. Ловчев, 2001).

   «В Риме ранней республики рабам, женщинам и свободнорожденным юношам до 30-летнего возраста запрещалось пить вино; нарушение же этого со стороны женского пола наказывалось наравне с тяжелейшими проступками. Отец никогда не обедал без сына вне дома, чтобы оба во взаимном присутствии не могли позволить себе никаких излишеств». (Л.Н. Модзалевский «Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. Часть первая». СПб.: Алетейя, 2000. С.130).

    Об отношении к вину первых римских философов, а также проживавших в Риме философов иноземных можно судить только на основании косвенных данных. Например, показательны были поминки Сципиона Младшего. Современный историк Н.Н.Трухина оценивает их следующим образом: «Поминки Публия прошли неудачно: устройством трапезы занимался второй племянник покойного – Кв. Элий Туберон, педантичный стоик-сухарь. Будучи поклонником древней простоты, Элий поставил деревянные скамьи, покрытые козлиными шкурами, и выставил на столах глиняную посуду. Народ оскорбился такой неуместной воздержанностью и на ближайших выборах лишил чересчур усердного философа претуры». (Н.Н. Трухина «Политика и политики «золотого века» Римской республики (II в. до н.э.)». М.: Изд-во МГУ, 1986. С.148). Однако, «неудачливый» Элий и другие деятели последних веков республики сумели удержать традиционный римский порядок под натиском греческих нравов в области винопития.

       Даже известная поговорка «In vino veritas» -- греческая (ее автор Зенобий), а не древнеримская, как это принято ныне считать многими. В римской «транскрипции» она появляется только в средние века. (K.-W. Weber Die Weinkultur der Rцmer. Zurich, 1993. S.172). В Риме же существовал пересказ Плиния: «Общепринято вину приписывать правдивость» ( Н.Т. Бабичев, Я.М Боровский «Словарь латинских крылатых слов». М.: Русский язык, 1982. С.381). Кстати, сам Плиний Старший (23/24 – 79гг.) воспроизводит эту поговорку так – «volgoque veritas iam attributa unio est» (Plin, XIV, 28, 22) -- в контексте издержек алкоголепотребления. Другой вариант перевода средневековой латинской поговорки: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» более адекватно воспроизводил бы мысль Плиния. Иначе говоря, вино отрицает такую важную характеристику культуры, как самоограничение.

   Впрочем, греческие соседи римлян транслировали на потомков Ромула нравы, несколько отличные от обычаев метрополии. Один из героев Цицерона утверждает: «Некогда Италия была набита пифагорейцами, во власти которых находилась так называемая Великая Греция; поэтому некоторые даже утверждают, что пифагорейцем был и наш царь Нума Помпилий, который жил на много лет раньше самого Пифагора…» (Цицерон. «Об ораторе». Книга вторая. С.154) Герой Цицерона, конечно, впадает в пропагандистский азарт, утверждая, что пифагорейцы находились у власти, но само это преувеличение не случайно. Оно могло объясняться попыткой осмыслить причины скромных масштабов винопития в раннем Риме. Влияние Пифагора давало такой ключ.

    Образ Пифагора (ок. 540 – 500 гг. до н.э.), отраженный мыслителями Греции и Рима, носил черты яркой антиалкогольной направленности. По одним сведениям, собранным Диогеном Лаэртским, «...пьянство именует он доподлинно пагубой и всякое излишество осуждает» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 9). А «...сам же он, как повествуют некоторые, довольствовался только медом или сотами, или хлебом, вина в дневное время не касался» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 19). По другим сведениям, Пифагор стоял на более радикальных – трезвеннических позициях. «Запрещая животную пищу, он приучал и приноравливал людей к простой жизни, чтобы они пользовались тем, что нетрудно добыть, ели невареную снедь и пили простую воду, так как только в этом – здоровье тела и ясность ума» (Диоген Лаэртский. Кн. VIII. 1. 13).

    Согласно Ямвлиху Пифагор сделал следующее: «…виды пищи, которые враждебны непорочному состоянию и замутняют как другие представления душевной чистоты, так и те, которые имеют место в представлениях, возникающих во время снов, он отвергал тоже. Эти предписания относительно пищи он установил для всех, отдельным же, наиболее преуспевшим в созерцании и потому, достигшим высших ступеней знания философам, он запретил раз и навсегда ненужные им и неправедные виды пищи, предписав им никогда не есть мяса одушевленных существ, совсем не пить вина…» (Ямвлих. «Жизнь Пифагора». XXIV. С. 107).

    На закате Римской империи именно образ трезвенника Пифагора станет моральной опорой тех деятелей, которые будут противостоять разложению римской государственности.

    В разные времена власти принимали меры по ограничению потребления вина вплоть до введения полного запрета. Так, со слов древнегреческого философа Диогена Лаэртского, царь локрийцев Завлек (VII век до н.э.) разрешил употреблять вино лишь больным и только в ограниченном количестве; все прочие, замеченные в пороке, карались смертной казнью. Питтак, законодатель города Митилен на острове Лесбос (VI век до н.э.) издал закон, по которому преступления, совершенные в пьяном виде, наказывались вдвойне. В Спарте, где очень любили пить вино, в назидание для молодежи часто давали поучительный спектакль со страшным названием «Пьяный плод». Однако, Ликургу, законодателю Спарты, это средство воздействия показалось недостаточным и он приказал уничтожить все виноградные лозы.

     В других местах прибегали к другим мерам. Например, в Афинах разрешалось пить только вино, разбавленное тремя частями воды. Иногда и это запрещалось, и дозволялось лишь выпить несколько капель вина в честь богов в конце пиршества. Однако, подолгу такие запреты не работали. Афинский архонт Солон ввел компромиссный вариант и повелел к одной части вина добавлять пять или семь частей воды. Его современник - комик Алесфис ехидно заметил, что из всех законов, ограничивающих потребление вина, этот закон наиболее строго соблюдается благодаря махинациям виноторговцев. Тем не менее, все эти правила и запреты дали положительный результат. На протяжении многих десятилетий общественное мнение в Древней Греции и Риме порицало употребление вина разбавленного лишь наполовину водой и, уж тем более - неразбавленного вина. Такое вино считалось чрезвычайно крепким и потому его любителей причисляли к числу пьяниц и совсем опустившихся личностей.

Выдающийся оратор и государственный деятель Марк Туллий Цицерон (106-43гг. до н.э.) считал потребление вина нормальным явлением: «…у хорошего и рачительного хозяина всегда полны винный погреб, кладовая для масла, как и кладовая для припасов, а в усадьбе полный достаток…» (Цицерон. «О старости». XVI, 56). Вино он осмысливает как нормальный земной предмет, вне сверхъестественных качеств.

    Именно римский тип винопотребления представляется Цицерону оптимальным: беседа «наиболее сладостна на пирах, как их мудрее, чем греки называют наши; те говорят о симпосиях и синдейпнах, то есть о совместных попойках и совместных обедах; а мы -- о совместном времяпрепровождении, так как тогда более всего проводят время вместе» (Cic. Ep. DCCCXX. 3).

Резко критикует он тех политиков и администраторов, кто отличался неумеренным употреблением вина. Например, в одной из своих речей Цицерон изображает пирушку Верреса в виде битвы, откуда одних выносят «замертво», а другие остаются лежать «на поле сражения.» (Цицерон. «Речи». Ч. I-II. М.: Наука, 1993).

    Даже самый последний бой Цицерона за республику -- его кампания против нового диктатора Марка Антония -- включал в себя использование антиалкогольных аргументов. Рассмотрим вторую филиппику против Марка Антония, датированную 28 ноября 44г. до н.э.: «На свадьбе у Гиппия ты, обладающий такой широкой глоткой, таким крепким сложением, таким мощным телом, достойным гладиатора, влил в себя столько вина, что тебе на другой день пришлось извергнуть его на глазах у римского народа. Как противно не только видеть это, но и об этом слышать! Если бы это случилось с тобой во время пира, -- ведь огромный размер твоих кубков нам хорошо известен -- кто не признал бы это срамом? Но нет, в собрании римского народа, исполняя свои должностные обязанности, начальник конницы, для которого даже рыгнуть было бы позором, извергая куски пищи, распространявшие запах вина, замарал переднюю часть своей тоги и весь трибунал!» (Цицерон. «Вторая филиппика против Марка Антония». XXV, 63).

    В Риме, увидевшем все ужасы гражданской войны, обвинение в пьянстве было оружием! Поразительно! В борьбе с тем же Марком Антонием оно использовалось Цицероном неоднократно: «А сколько дней подряд ты предавался в этой усадьбе позорнейшим вакханалиям! Начиная с третьего часа пили, играли, извергали из себя... О чем ранее в усадьбе этой говорили, что обдумывали, что записывали! Законы римского народа, летописи старины, все положения философии и науки. Но когда постояльцем в нем был ты (ибо хозяином ты не был), все оглашалось криками пьяных, полы были залиты вином, стены забрызганы...» (Цицерон. «Вторая филиппика против Марка Антония» XL. 104. XLI. 105).

  Расход денег на вино – это расточительность, щедрость проявляется в другом: «…есть два рода людей, склонных раздавать: одни – расточительные, другие – щедрые. Расточительные – это те, кто проматывает свое состояние на пирушки, на раздачу мяса, на бои гладиаторов, на игры и на травлю диких зверей – на все то, память о чем они оставят недолгую или вообще не оставят никакой; щедрые, напротив, - это те, кто на свои средства выкупает пленных у морских разбойников, берет на себя долги друзей, помогает им при выдаче дочерей замуж и поддерживает друзей при приобретении ими имущества или при приумножении его» (Цицерон. «Об обязанностях». II. XVI, 55).

«Все те, которые стараются приобрести уважение людей, устраивая для них угощения и пирушки и тратя деньги, открыто дают понять, что лишены истинного блеска, придаваемого доблестью и достоинством» (Ciceron. «De republica». IV.VII. 7).

      Винопотребление Цицерон считал уделом только мужчин: «Не должна женщина, которой муж отказал право пользования своим имуществом, оставив ей наполненные вином и маслом хранилища, думать, что все это ей принадлежит, -- ведь отказано ей право употребления, а не злоупотребления» (Цицерон. «Топика». III. 17).

По поводу возникшей еще в Древнем Египте проблемы соотношения истины и опьянения Цицерон имел однозначное мнение: опьянение и истина несовместимы. Люди в горячке или пьяные: «много они видят ложного» (Cic. De div. II. LIX.121). Но, «...даже из видений безумцев или пьяных можно путем толкования извлечь много такого, что будет выглядеть как относящееся к будущему. Если человек целый день бросает копье, он когда-нибудь да попадет» (Cic. De div. II. LVIII.120).

   Можно считать символичным, что Цицерон был убит по приказу Марка Антония, того политического деятеля, чей образ жизни не соответствовал представлениям Цицерона в вопросе винопития.

[ Назад ] [ Домой ] [ Далее ]