Постепенно, начиная со II века до н.э., вино прочно вошло в быт не только знати, но и простого люда. Его регулярно давали слугам и сельскохозяйственным рабочим. Существовали даже нормы отпуска по будням и праздникам. Так, во время сатурналий и коммиталий, наиболее почитаемых ежегодных празднеств в Древнем Риме, выдавали около трех литров вина на человека. Постепенно вошло в обычай обязательно угощать народ по всем торжественным поводам, особенно во время триумфов.

    Многочисленные военные походы римлян способствовали распространению виноградарства и виноделия. Местные сорта дикого или полудикого винограда постепенно вытеснялись, распространялись ритуалы и обычаи винопития. Виноградники появились на территории нынешней Германии и Австрии и затем, благодаря стараниям разных правителей, виноград оккупировал Чехию, Словению, Моравию, Венгрию и другие подходящие по климату регионы.

   Необходимо отметить, однако, что на территории Центральной Европы виноград и вино были известны еще задолго до расцвета Римской империи. Археологические раскопки показали, что на юге и юго-западе Франции виноград существовал еще тогда, когда местные племена даже не подозревали о существовании греков и римлян.

    Политический режим, установившийся при императоре Августе, обычно называют принципатом. В первые десятилетия этого режима признанной интеллектуальной инициативой обладали стоики. Первым из римских стоиков, чьи труды дошли до нас в значительном числе, стал Сенека (4 г. до н.э. – 65 г. н.э.).

Винопотребление было органичной частью его образа жизни. Философ с сочувствием цитирует слова Аттала: «Воспоминание об умерших друзьях приятно нам также, как терпкость в некоторых плодах, как очень старое вино, которое тем и вкусно, что горчит» (Seneca. Ep. LXIII, 5.) Сенеке так же не повезло в глазах современного общественного мнения, как и эпикурейцам. Готфрид Бен пишет, что у Сенеки были большие проблемы с алкоголем. (Benn G. Das Genieprobleme. Berlin: Fischer-Verlag, 1931 S.136). В современной отечественной публицистике можно даже найти утверждения, что он умер от пьянства.( В. Князькин. «Причуды гениев»//Известия Татарстана, 29.04.94). Однако, доказательств такого утверждения нет.

    Изредка Сенека указывает на негативное влияние пьянства на организм человека: «От пиров портится желудок, от попоек цепенеют и дрожат жилы» (Seneca. Ep. XXIV, 16). Именно желудок, считает Сенека, страдает очень сильно: «Пока здоровый желудок получает здоровую пищу и наполняется ею не перегружаясь, ему достаточно естественных освежителей… когда непрекращающееся опьянение заполнило внутренности и, превращаясь в желчь, жжет грудь, тогда приходится искать что-нибудь такое, что прекратило бы этот пожар, который от воды только сильнее вспыхивает» (Сенека. «О природе». IV. XIII. 5). Здесь рассуждения Сенеки приближаются к современным представлениям: именно слизистая оболочка желудка обжигается в результате регулярного раздражения алкогольными изделиями.

    Похожие идеи Сенека высказывает и в другом сочинении: «…многие вещи, которые все хвалят и к которым стремятся, приносят вред тем, кто ими наслаждается, вроде обжорства, пьянства и прочих им подобных и губительных удовольствий» (Сенека. «О провидении». 3).

   Но, основное его внимание привлекают поведенческие аспекты проблемы: «Пьянство разжигает и обнажает всякий порок, уничтожая стыд, не допускающий нас до дурных дел» (Seneca. Ep.LXXXIII, 19). Хрестоматийной стала следующая формула Сенеки: «…опьяненье – не что иное, как добровольное безумье. Продли это состояние на несколько дней, -- кто усомнится, что человек сошел с ума? Но и так безумье не меньше, а только короче» (Seneca. Ep.LXXXIII, 18-19). Вино развязывает агрессивность, считал Сенека: «С пристрастием к вину неразлучна свирепость, потому что хмель вредит здравому уму и ожесточает его. Как от долгой болезни люди становятся плаксивыми, раздражительными, так что малейшая обида приводит их в бешенство, так от непрестанного пьянства становится свирепой душа. Когда она часто не в себе, то пороки, укрепленные привычным безумием, возникнув во хмелю, и без него не теряют силы» (Seneca. Ep.LXXXIII, 26). «Нам говорят: гнев полезен, ибо делает людей воинственнее. В таком случае полезно и опьянение, ибо делает людей задиристыми и дерзкими; нетрезвый человек скорее хватается за меч. Скажи уж тогда, что и умопомешательство необходимо для придания сил… Но гнев, опьянение, страх и прочие столь же отвратительные и столь же мимолетные раздражения не способствуют укреплению добродетели, ибо она не нуждается в пороках…» (Сенека. «О гневе». I. 13).

     Сенека осуждал индивидуальное опьянение, но еще более страстно выступал он против опьянения коллективного: «Вспомни, к каким бедствиям приводило общее опьянение! Оно предавало врагу самые храбрые и воинственные племена, оно открывало крепости, многие годы обороняемые в упорных боях, оно подчиняло чужому произволу самых непреклонных и сбрасывавших любое иго, оно усмиряло непобежденных в битве» (Seneca. Ep.LXXXIII, 22).

    Пример недопустимости пьянства для политика Сенека находил в недавнем прошлом: «Что погубило Марка Антония, человека великого и с благородными задатками, что привело его к чужеземным нравам и неримским порокам, как не пьянство и не страсть к Клеопатре, не уступавшая страсти к вину? Оно и сделало его врагом государства, и притом слабейшим, чем его враги, оно и усугубило его жестокость, когда к нему за обедом приносили головы первых в Риме мужей, когда он среди изобилия яств, среди царской роскоши пытался узнавать лица и руки убитых по спискам, когда, напившись вином, он жаждал крови. Мерзко было то, что он пьянел, когда творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным» (Sen., Ep.LXXXIII, .25).

     Сенеку тревожило, что время стало все более восприниматься его современниками в проалкогольном духе: «…прав был тот, кто сказал, что раньше декабрь длился месяц, а теперь – весь год» (Sen. Ep. 18.1).

   Он пытался пристыдить тех, кто ведет себя вопреки естественному течению времени: «…стыдно тому, кто лежит в полусне, когда солнце высоко, чье бодрствование начинается в полдень, - да и это для многих все равно что встать до рассвета. Есть и такие, что превращают ночь в день и поднимают отяжелевшие от вчерашнего хмеля веки не раньше, чем приблизится тьма» (Sen. Ep. 122.1-2). Также осуждал он «...тех, у кого нет времени ни на что, кроме вина и сладострастия; ибо нет занятий более постыдных» (Сенека «О скоротечности жизни». VII.1). Сенека не идеализирует будущее Рима: «Будет время, когда войдет в честь пьянство и будет считаться достоинством пить вино в самом большом количестве» (Сенека «О благодеяниях». I.10). Он близок к мысли Лукреция о неспособности вина решить глубинные психологические проблемы: «Пусть (человек) одурманивается неразбавленным вином, … его ждет на пуховике такая же бессонница, как иного – на кресте» (Сенека «О провидении». 3).

    Эпикуреец в сочинении Сенеки критикует сластолюбцев, распутничающих под личиной философии: «...не Эпикур побуждает их предаваться излишествам роскоши: преданные лишь собственным порокам, они спешат прикрыть их плащом философии и со всех сторон сбегаются туда, где слышат похвалу наслаждению. Они не в состоянии оценить, насколько трезво и сухо то, что зовет наслаждением Эпикур» (Сенека «О блаженной жизни». XIII. 2). И сам автор критикует рост потребления алкоголя с гедонистических позиций: «…радость – цель для всех, но где отыскать великую и непреходящую радость, люди не знают. Один ищет ее в пирушках и роскоши, другой в честолюбии … Всех их разочаровывают обманчивые и недолгие услады, вроде опьянения, когда за веселое безумие на час платят долгим похмельем…» (Seneca. Ep. LIX, 15).

  «Радоваться может только мужественный, только справедливый, только умеренный. – «Что же, -- спросишь ты, -- разве глупые и злые не радуются?» – Не больше, чем львы, дорвавшись до добычи. Когда они изнурят себя вином и блудом, когда ночь промчится в попойке, когда от насильственных наслаждений, которые не способно вместить хилое тело, пойдут нарывы, тогда несчастные воскликнут словами Вергилия:

 Как последнюю ночь провели мы в радостях мнимых,
Знаешь ты сам»

(Seneca. Ep. LIX, 17).

   Последующие представители стоической философии обращаются к вопросам винопотребления уже значительно реже.

   Эпиктет (ок. 50 -- ок. 130гг.) писал, что для достижения победы на Олимпийских играх следует «не пить вина когда попало». (Epictet, III, 15, 3). Он также ставит вопрос о личной ответственности за свой выбор: употреблять алкоголь или нет: «На этот вопрос прежде всего должен ты обращать внимание, а именно: никогда не общаться с кем-нибудь из прежних близких или друзей так, чтобы опускаться до его уровня; иначе ты утратишь себя. … Ты не можешь, если не пьешь с теми, с кем пил, казаться им таким же приятным. Так выбирай, хочешь ли ты быть пьяницей и приятным для них, или трезвым – и неприятным» (Epictet, IV, 2, 1, 7).

    Алкогольная проблема остается за скобками интересов последнего крупного представителя стоической философии Марка Аврелия (121--180гг.). В то же время, он вплотную подошел к мысли о целесообразности рассмотрения алкогольных изделий самих по себе, как таковых, без сложившихся вокруг них культурных напластований, что представляло собой еще один шаг в сторону трезвости, по сравнению с формулировками Цицерона и Лукреция:

       «Относительно мясных блюд и вообще подобных кушаний можно приучить себя к такому взгляду: это вот труп рыбы, это – труп птицы или поросенка. Равным образом, фалернское вино – выжатый сок винограда…» (Marci Aurel. Ad se ipsum. VI. 13). Образ жизни самого Марка Аврелия был очень достойным, однако в противоборстве растущему пьянству он не проявлял и малой толики энергии, отличавшей Цицерона или Сенеку. Соправитель Марка Аврелия Луций Вер «либо пировал, либо готовился к пирам» (Scriptores historiae augustae, V, VIII, 9).

    «Предаваясь пьянству на всех виллах, Вер захворал и слег в Канузии» (Scriptores historiae augustae, V, VI, 7). Устроил он пир стоимостью в шесть миллионов сестерциев. «Когда Марк услыхал об этом пире, он, говорят, испустил стон и пожалел о судьбе государства» (Scriptores historiae augustae, V, V, 6). «Марк отправил его на парфянскую войну, чтоб отучить от такого образа жизни, но безуспешно» (Scriptores historiae augustae, V, V, 8).

       Можно считать счастьем Марка Аврелия, что он не увидел царствование своего сына императора Коммода. Сведения различных историков о нем поразительно единодушны: «Выражение его лица было бессмысленное, какое обычно бывает у пьяниц…» (Scriptores historiae augustae, VII, XVII, 3). «Пьянствуя до рассвета и расточая средства Римской империи, он по вечерам таскался из кабаков в лупанары» (Scriptores historiae augustae, VII, III, 7). Он отличался такими пьяными бесчинствами, что когда его отравили и, ослабевшего от яда и опьянения задушили, а затем стали выносить его труп, пьяная стража даже и не заметила. Таким стал сын коронованного философа! Наверное, можно сделать вывод, что с Марком Аврелием была исчерпана позитивная роль стоицизма в противостоянии растущему пьянству.

     Вот как описывает современников Диогена (одного из наиболее известных представителей школы киников) и его отличие от них Дион Хризостом: «Поскольку они когда угодно могут пользоваться тенью и пить вдосталь вина, то, лишенные солнца, проводят так все время и никогда не дожидаются, пока появится естественная жажда. Подобно женщинам, большую часть времени они проводят дома, сидят без дела, не зная, что такое физический труд, с одурманенной от пьянства головой…

      Что касается Диогена, то он только тогда принимался за трапезу, когда его посещало чувство голода и жажды, считая, что именно это и есть самая лучшая и острая приправа к еде. Поэтому для него ячменная лепешка казалась вкуснее любого самого изысканного блюда, а проточную воду он пил с большим удовольствием, чем остальные фасосское вино. Диоген смеялся над теми, кто, испытывая жажду, проходил мимо источников и рыскал повсюду в поисках места, где можно было бы купить вино с Хиоса или Лесбоса. «Эти людишки глупее скота, -- замечал он. – Любое животное, когда ему захочется пить, не пройдет мимо родника или ручья с чистой водой, а когда испытывает голод, не откажется от нежных побегов или травы, способных его насытить» (Дион Хризостом. VI. 11, 12-13).

    [ Назад ] [ Домой ] [ Далее ]